[Shino-forever]

Я докатился еще в начале месяца, но выкладываю только сейчас, потому что вспомнил. Ну, и потому что мне нужно повесить кусок второго фика.

Фандом: Лентяево (LazyTown)
Автор: Татиана ака Тэн
Персонажи: Спортакус, Робби, кресло, где-то впереди дети отдельно, а пока что фоном, фоном же Бесси/Милфорд
Варнинг раз: ничего толком не вычитано, потому что з а ч е м
Варнинг два: магические хэдканоны всея тумблера, еще не уверен, насколько переработанные под себя; хэдканоны на детей
Варнинг три: во всем всегда вините Теныча.

1, ~500 слов, PG

Когда Спортакус сваливается ему на голову (не буквально, разумеется), Робби хочется за голову схватиться. Он, собственно, и схватывается, а еще, кажется, снова делает какое-то выражение лица, от которого Спортакус начинает издевательски и немного покровительно улыбаться, и Робби хочется выключить свою мимику и умереть от смущения (не буквально, разумеется), но у него не то чтобы есть много опций.

Робби хватается за сердце и кривится.

— Что ты тут забыл, Спортосел?!

Он падает в свое персиковое кресло и пытается дышать. Никого никогда не было в его доме, он никого не звал, он никого не собирался звать!

Спортакус присаживается на ручку кресла, как будто это самое естественное положение для него, и упирается локтем в колено.

— Дети готовят для тебя кое-что, — говорит Спортакус с улыбкой, и Робби меряет его подозрительным взглядом, немного отодвигая голову, чтобы вышло нагляднее и выразительнее. — Я зашел предупредить. Чтобы, ну, ты не попытался испортить подготовку. Знаешь, эти все твои "они слишком много двигаются!"-штуки.

Робби мрачно сопит и складывает на груди руки, проваливаясь в кресло сильнее. Да за кого его принимают?!

— Да за кого ты меня принимаешь?! — возмущенно издает он наконец звук, когда в голове перестает шуметь от того, что дети (д е т и) готовят что-то для него (н е г о).

И, разумеется, он не пойдет. Нет. Хотя... Что значит он не пойдет куда-то, что делают для него (н е г о)?!

— И ты совершенно не умеешь хранить секреты, — капризно и недовольно произносит Робби, надувая губы и отворачиваясь. Он поглядывает краем глаза на фигуру Спортакуса у себя на ручке кресла, и Спортакус, кажется, правда создан для этого кресла и этой ручки.

Робби почему-то никогда не приходило в голову, какой Спортакус компактный. Возможно, думает Робби, это магия кресла. Оно уменьшает предметы, которые на нем оказываются.

Он перекатывает эту мысль в голове и ему снова хочется умереть от смущения (не буквально, разумеется). Спортакус усмехается и откидывается на кресле, закидывая руку ему за голову.

— А у тебя тут неплохо, — говорит он, и Робби закусывает губу, чтобы сказать что-то плохое, но не может придумать, что. — А так темно — от мигреней, да?

Робби тяжело вздыхает и считает про себя от нуля до минус десяти.

— Я просто тогда у себя буду свет приглушать, если, ну, ты решишь заглянуть. Я бы так не сообразил.

Спортакус улыбается ему шире, и у него у глаз собираются морщинки, и Робби сводит брови к переносице, выглядывая на Спортакуса, пока тот сидит и почти что (не буквально, разумеется) приобнимает его — Робби чувствует тепло его руки, даже если не касается ее.

Спортакус ждет ответа, но Робби пропускает этот момент, глядя на морщинки.

— Ну, — говорит Спортакус немного неловко, и Робби отмирает, замирает, умирает внутри себя (не буквально, разумеется), — я пойду тогда? Помогать.

— Ага, — говорит Робби.

— А как тут... — Спортакус осматривается. — Ну. Выходить?

— Вот труба, — говорит Робби и проваливается в кресло глубже и случайно касается затылком его руки. Спортакус мотает головой, глядя неверяще на трубу, из которой вывалился.

— Прямо по ней? — спрашивает он возбужденно. — Но она же...

Робби раздраженно закатывает глаза и даже перестает волноваться от того, что коснулся руки Спортакуса.

— Да, прямо по ней, Спортахрен, — недовольным тоном, почти передразнивая его, произносит он, — уж извини, лестницы у меня не предусмотрены. И не забудь закрыть за собой люк.

Спортакус встает и потягивается, делает это свое движение, разминаясь, и хихикает, вполне буквально, себе под нос. Робби только закатывает глаза, когда Спортакус немного неуверенно забирается в трубу.

Недописанный кусок 2; таймлайн условно после второго сезона; р о ж д е с т в о; не вычитано, разумеется. ~800 слов.

Рождество. Новый год. Праздники.

Робби был уверен, что ему бы нравились эти слова и эти события, если бы люди не пытались всегда начинать суетиться вокруг них, как будто Вселенная должна была вот-вот обрушиться, если они не переберут все варианты празднования, не сделают или не купят подарки, не устроят сложносочиненное празднование со всеми этими посиделками, подготовкой, играми в снежную погоду и всем тем, что сопровождает эти дни.

Робби был уверен, что это отличные дни, чтобы съесть кусок торта с многослойным слоем крема поверх, вспомнить, что существует праздничная версия фастфуда, который можно заказать, и, в общем-то, на этом празднование для себя ограничить.

Возможно, имеет смысл пощелкать каналы и посмотреть какую-нибудь комедию. Или закать себе какой-нибудь подарок.

Но, — он выделял это даже у себя в голове, вставая в ней в нужную позу и закатывания глаза с нужной иронией, — себе. И только себе.

Лучшим подарком, разумеется, было бы исчезновение Спортакуса из города. Однако на это он мог лишь надеяться и немного думать в эту сторону: возможно, если бы он придумал достаточно хитроумный план, то ему бы не пришлось видеть эту рожу в городе в следующем году. И для этого он был готов даже пошевелиться.

Робби замычал от бессилия, глядя на потолок своего жилища, и закатил глаза уже вполне реально. Наверху было шумно от детей, от их возни в снегу и от того, как все были возбуждены предстоящими п р а з д н и к а м и.

Возможно, и правда стоило заняться этим лично.

***

Он выглянул на улицу, приподнимая крышку люка настолько тихо, насколько мог. Дети, ради разнообразия и его величайшего неудовольствия, собрались в этот раз играть прямо у него перед входом.

Очередной снежок пролетел мимо его головы, и Робби скрылся из виду, тихо ругаясь и морщась. На улице правда было холодно. Возможно, стоило одеться во что-то потеплее его обычного костюма.

***

— Ох, Стефани, — взмахнул руками мэр, глядя на кухню. — Девочка моя, ты уверена, что стоит...

— Да, дядя, — твердо ответила Стефани и уперла руками в бока своего теплого розового свитерка. — Стоит. Я приехала сюда на зимние каникулы, так что праздновать Рождество мы будем здесь.

— Ох, ох, что же будет... Я позову мисс Деловую, дорогая? — беспомощно закудахтал мэр, и Робби скрылся в кустах, отфыркиваясь от пахнувшего из окна вкуса смирения с реальностью и теплого воздуха. На улице, где он сидел под окном, было не то чтобы очень холодно, но разница температур дарила ему разве что головную боль и ощущение, что он только что засунул нос в разогревающуюся духовку.

— Конечно, дядя!

***

Значит, праздник. У мэра дома. Как обычно.

Робби расхаживал по дому, заложив руки за спину, и перебирал в голове идеи. Что он мог сделать такого, чтобы Спортакус решил, что он не готов больше помогать этому городу? К чему чувствителен этот голубой эльф? Что там у него в закромах разума есть, кроме — брррр — спорта.

Робби задумчиво посмотрел на ряд костюмов, которые дежурно ждали своего часа. Они стояли безмолвными фигурами, поддерживали его в любых его начинаниях, и Робби снова принялся вышагивать перед ними.

Он — мастер маскировки. Он — гениальный злодей. Он может что-нибудь придумать, что точно не задержит Спортакуса в доме мэра и в городе.

Рождество, значит. Рождество.

Робби исторг тяжелый вой уставшего человека, который не может ничего придумать, и прислонился головой к одному из костюмов. На него смотрел Санта Клаус. Робби сосредоточенно посмотрел в ответ и сделал пфе. Нет. Никакого Санта Клауса в этом году. Ни за что. Это мы уже...

— О! — сообщил Робби костюму и поднял вверх палец, радостно улыбнувшись своему отражению в стекле. Улыбка из радостно-безумной перетекла в коварную. — Время маскировки!

***

Дети стояли посреди кухни и думали, что они забыли. Они пригласили Спортакуса, но он еще не пришел. Мисс Деловая должна была нагрянуть где-то к середине — как обычно с ней бывало. Мэр уже исходил от волнения и мог успокоиться только от очередного заявления Стеффани и похлопывания по плечу: ничего, дядя, она скоро будет, вот накрасится по второму кругу после того, как сменила костюм трижды...

— А можно мне конфеты, пока Спортакус не пришел? — запрыгал в очередной раз Зигги, и остальные закатили глаза.

— Зигги! — прикрикнула на него Стефани. Она поправила праздничное платье и закрутилась, чтобы размяться. Магнитофон был в комнате, и пока что нужно было оставаться спокойной — иначе все пойдут в разнос, как обычно, не дожидаясь никакого настоящего начала праздника.

— Да ладно тебе, — вальяжно закинул ноги на стол, едва удерживая себя в таком положении Пиксель. Он рубился в притащенную с собой приставку. — Ну съест он одну конфету, больно большое дело...

— Но праздник же! — запротестовала Трикси, которой хотелось то ли прыгать, то ли уйти, то ли забрать у Пикселя игру.

— Ага, праздник, — согласился Пиксель. — Христианский праздник. Я вот здесь вообще не праздновать — у меня, может, в разгаре дуэ...

— Как ты можешь так говорить?! — возмутилась Стефани. — Слушай, Пиксель, я понимаю, что ты не веришь в Иисуса, но это его праздник! И наш!

— Твой, — поправил Пиксель, оторвавшись от приставки. — Я атеист.

Стефани закатила глаза и тяжело вздохнула, считая до пяти, как ее учил Спортакус. Рождество. Они празднуют Рождество. Нельзя раздражаться в Рождество. Еще даже Бесси не пришла, и даже Робби не попытался испортить им вечер.