Моцарт к нам приходит

[Shino-forever]

Автор: Татиана ака Тэн
Фандом: Mozart l'opera rock|исторический фандом
Персонажи: Антонио Сальери, Иоганн Альбрехтсбергер, упоминается Моцарт
Рейтинг: G
Жанр: повседневность
Исторические справки:

Пять штук для понятности чтения

1) Речь идет об опере «Бастьен и Бастьенна», это одноактный зингшпиль В. А. Моцарта на либретто Фридриха Вильгельма Вайскерна и Иоганна Aндреаса Шахтнера. Она была написана Моцартом в 12 лет и сыграна при его жизни лишь однажды — в 1768 в Вене, ее исполняют в саду у венского доктора и богатого мецената Франца Антона Месмера;
2) Опера действительно вышла пошловатой, потому что написана на простонародном языке и с таким же юмором: многие шутки и выражения проходят цензуру и выглядят невинно, но имеют второй смысл, достаточно грубый. Сами думайте каково это было для утонченной публики Вены в то время;
3) Сальери в 1768 году действительно было 18 лет, он был учеником Гассмана, который планировал его передать в руки Глюку: за некоторое время до этого Гассман с Глюком Сальери знакомит;
4) Иоганн Георг Альбрехтсбергер — хороший друг и соавтор Сальери, они много вместе работали. Он старше Сальери на 14 лет (Моцарта, соответственно, на 20);
5) В 1768 году Альбрехтсбергер находился в городе Раабе, переехал обратно в Вену он как раз в году 1769-1770.

Около 500 слов драббла.

— Он написал ее, когда ему было двенадцать, — вздыхает Альбрехтсбергер, когда они сидят в столовой у того дома, и Сальери только кивает.
Он не может сказать, что ему не нравятся разговоры о Моцарте — он всецело за разговоры о Моцарте, но ему не нравится, с каким глухим звуком бьется его сердце, как будто вместо чая в кружке темно-коричневое зелье, зловещее и убивающее его с каждой секундой.
— И, кажется, он говорил, что играли ее впервые в Вене. Однако это был и последний раз, когда ее исполняли. Герр Моцарт был любезен и сыграл несколько нот из увертюры. Удивительные переливы, я все еще не могу разгадать этого мальчика, Антонио.
Сальери тонко улыбается, глядя на зелье у себя в чашке.
— Все-то у вас, Иоганн, мальчики... Герр Моцарт удивителен, это новое дыхание нашей музыки.
Он думает о том, что, если он правильно помнит, когда Моцарту было двенадцать — он уже жил в Вене. Иоганн не мог слышать эту оперу, а вот он...
Он смутно помнит это имя с того времени, это было их первое столкновение. Они не виделись лично — сам Сальери был юн и не так талантлив, поэтому в те годы — ему должно было быть около восемнадцати — он мог разве что быть зрителем.
— Антонио, вы слишком задумчивы, - недовольно пыхтит Иоганн, грузно поднимаясь со своего места. — Давайте я вам лучше сыграю эту увертюру, мальчик великодушно позволил мне выпросить ее ноты. Не все, разумеется, целиком, кажется, он не помнит ее и сам. Но увертюра на диво хороша для двенадцатилетнего юноши.
Они проходят в кабинет Альбрехтсбергера — в нем Сальери каждый раз находит новые грани и новые отклики старины. Иоганн садится за рабочий рояль, Сальери стоит рядом, все еще бездумно глядя на белую чашку в своих руках — он зачем-то прихватил ее с собой.
С первых нот увертюра уносит его в его восемнадцать лет. Он не знал, что помнил столько подробностей, когда заглядывал сегодня днем к Альбрехтсбергеру.
Он помнит ее.
Он помнит, как пели птицы в то время, как шла постановка.
Он помнит, как он ненавидел птиц за то, что они мешали слушать музыку, потому что она была намного гармоничнее и прекраснее их пения.
В тот момент Сальери казалось, что он впервые влюбился.
В тот момент Сальери был уверен, что он выбрал верный путь — музыку.
Он хотел сочинять что-то подобное. Он хотел прикоснуться к красоте, которая словно поглощала его, возносила к небесам.
Всю оперу Сальери стоял рядом с герром Глюком, который был так великодушен пригласить его на закрытый вечер в саду доктора Месмера — посмотреть на восходящую звезду, которой пророчили великое будущее все кому не лень. Герр Глюк лишь фыркал, пока они шли на оперу, и молчал, когда они с нее выходили. Она не произвела на него никакого впечатления: «Пошлость» — бросил он в конце себе под нос, и Сальери мог бы с ним согласиться, если бы не был слишком очарован. Музыкой, смелостью, яркостью ее автора — он видел лишь белокурую головку ангела, который появлялся перед началом и в конце и вел себя так, будто он совершенно не сомневается в реакции венской публики.
Молодая, восходящая звезда. Моцарт. Это имя на вечере произносили либо с придыханием, либо с пренебрежением скептиков. Сальери имя не произносил — оно вошло в его плоть и кровь вместе с музыкой.
Чашка выпала из его пальцев, чай пролился.
— Антонио?
Сальери дернул плечом и виновато улыбнулся, точно дозируя эмоции. Воспоминания юности отступили. Теперь он мог лишь ненавидеть Моцарта еще сильнее — тот не оставлял его даже тогда.

Автор: Татиана ака Тэн
Фандом: Mozart l'opera rock|исторический фандом
Персонажи: Вольфганг Моцарт, Антонио Сальери
Рейтинг: G
Жанр: повседневность
Исторические справки:

Две штуки

1) Леопольд Моцарт ужасно не любит итальянцев, и сохранилась переписка Леопольда с сыном, когда они обсуждали, что Сальери — итальянец и именно поэтому не дает Моцарту продвигаться. Они вдвоем воспевали, какой Сальери гад и сволочь, а еще как он Моцарту и его гению завидует: какое-то время слухи о том, что Сальери ненавидит и завидует Моцарту раздувались исключительно им самим;
2) Дела у Моцарта долгие годы шли ужасно: Сальери не мог давать ему много работы при дворе, потому что он был, грубо говоря, не формат для своего времени. Поэтому они с Констанс и детьми почти постоянно были в долгу у кого-то, а зимой всегда ужасно мерзли, потому что денег на дрова не было. Сальери делал все что мог и организовывал Моцарту концерты по мере сил и возможностей.

Около 300 слов драббла.

Вольфганг думает, что, возможно, отец прав, когда ругает Сальери, даже когда сам он остывает. Возможно, все же тот строит против него заговор. Против него, против Австрии, против всего мира вокруг себя. Слишком хорошо он устроился императорским капельмейстером, слишком ладно у него с отношениями с окружающим миром, слишком хороша и добродетельна его жизнь.
И слишком резко его смех замолкает каждый раз, когда он оказывается поблизости.
«Он итальянец — это все, что нужно знать», — шепчет ему на ухо голос отца.
Итальянцы всегда затевали что-то против австрийцев. Итальянцы до добра не доведут. Особенно когда один из них — любимчик императора, любимчик двора, любимейший всеми герр Сальери, которому грозны лишь короткие перепалки с придворными дивами, которым не дали нужную роль, или композиторами, которым не дали блеснуть своими незаслуживающими произведениями.
Вольфганг помнил с детства, что итальянцы — не хотят ничего хорошего для Австрии.
Сальери на итальянца почти не похож. По крайней мере, такого, к описанию которого привык Вольфганг с детства: Сальери холоден, а не горяч, Сальери спокоен, а не вспыльчив, Сальери верен, а не изменяет жене направо и налево, Сальери — подозрителен.
— Герр Моцарт? — обращается к нему Сальери, и Вольфганг хлопает глазами. Что он здесь делает? Ах да...
Живот урчит вместо него. С последнего заработка он выплатил половину долгов, но он все еще не расплатился за дрова, которые были необходимы зимой, и за часть еды, если уж кухарка все равно работает у них бесплатно и ей платить не надо...
Сальери поджимает губы.
— Герр Моцарт, мы с вами договаривались...
Моцарту хочется вспылить, но он лишь сверкает глазами, и Сальери склоняет голову.
— Я подумаю, что можно для вас сделать, герр Моцарт. Передавайте мое почтение фрау Моцарт.
Вольфганг кивает и довольно вскидывает голову. Он — Моцарт, а ни один Моцарт не будет терпеть итальянцев у себя под боком и не ставить их на место. Сальери будет делать то, что ему надо — хочет он или нет.

Автор: Татиана ака Тэн
Фандом: исторический фандом|Mozart l'opera rock
Персонажи: Антонио Сальери, Франс Шуберт
Рейтинг: G
Жанр: повседневность
Исторические справки:

Четыре штуки

1) Шуберт был учеником Сальери с тех самых пор, как тот заметил его в придворной капелле, где он пел начиная с 11 лет. Когда голос начал ломаться — из капеллы его выгнали, но с Сальери он остался вплоть до 1816 года;
2) Шуберт закончил учительскую семинарию в 1814 году и после этого начал работать в школе, в которой работал его отец;
3) В 1816 году был юбилей Сальери — 50 лет в Вене (на тот момент ему было 66 лет), праздновали широко, Шуберт подарил ему кантату на собственный текст:
Лучший, добрейший!
Славный, мудрейший!
Пока во мне есть чувство,
Пока люблю искусство,
Тебе с любовью принесу
И вдохновенье, и слезу.
Подобен богу ты во всем,
Велик и сердцем, и умом.
Ты в ангелы мне дан судьбой.
Тревожу бога я мольбой,
Чтоб жил на свете сотни лет
На радость всем наш общий дед!
4) Ах да, учил Шуберта Сальери совершенно бесплатно.

Около 400 слов драббла.

Шуберт, краснощекий, стоит перед ним и пытается отдышаться. Сальери это невольно раздражает.
— Вы снова опоздали, герр Шуберт, — резко произносит он, хотя обычно не позволяет себе подобного тона ни с кем, особенно с учениками.
— Ах, герр Сальери, понимаете, дети...
Сальери отворачивается от него и принимается перебирать партитуры. Он не знает, чем его начал раздражать Франс.
— Подобные опоздания непозволительны, — произносит он, но Шуберт только смеется.
— Знаю, знаю, герр Сальери, вы меня не проймете этими учительскими штучками — я сам буквально недавно все же отточил ровно такие же.
Возможно, Франс раздражает его именно этим. Он школьный учитель. Его ученик, Франс Шуберт, подающий надежды, удивительный талант, восхитительный композитор — школьный учитель, который ставит работу выше учебы. Тот самый Франс, который сбегал с занятий, когда учился в семинарии, чтобы предстать перед ним вовремя, тот самый Франс, который жаловался ему на латынь и математику, тот самый Франс, который светится, когда играет свое новое сочинение.
Школьный учитель.
— И тем не менее, — проговаривает, роняет слова в пол Сальери. — Ваша работа, герр Шуберт...
— Мне ни капли не нравится, и мы это уже обсуждали, — со стоном заканчивает Франс, чувствуя, что учитель больше не сердится: он знает все настроения Сальери едва ли не лучше него самого, он выучил их еще в первые пару лет ученичества, когда Сальери заметил его в придворной капелле.
Его все еще мучает одышка, и он снова напоминает себе, что, наверное, нужно либо успевать вовремя, либо немного сбросить вес — буквально пару лет назад все было несколько лучше.
Он поправляет очки и неловко улыбается, а Сальери качает головой. Он знает Франса уже достаточно долго, чтобы не сердиться на него долго. Он имеет право — это он тут старик, который пытается выучить этого одаренного бездельника (хотя и бездельник тот лишь от того, что сейчас опоздал, Сальери с годами находит в себе все больше вспыльчивой венецианской крови), а Франс — молодое дарование, для которого эти уроки лишь дань интересу.
Сальери искренне надеется, что Франсу удастся устроиться в жизни, как удавалось другим его ученикам. Он видит в нем молодого Бетховена, он видит в нем отблеск Черни, который занимается у него сейчас, он видит в нем все то, что видит у всех юных дарований. И он знает, что не ошибается. Он ни разу не ошибался до этого.
Он не говорит этого Франсу напрямую, но помогает ему раскрываться. Он не знает, что будет дальше, и, скорее всего, не узнает, потому что чувствует, что в какой-то момент у него просто кончатся силы, и он отойдет к Богу, если будет того достоин. Впрочем, наверняка Франс чувствует.
— Скоро мой юбилей, — произносит Сальери в конце занятия. — И я был бы рад, если бы вы там присутствовали, герр Шуберт.
Герр Шуберт лишь расплывается в нелепой улыбке.