Знаете, я понял, что плодить посты уже не помогает. Так что начинаем стандартную телегу «Тэн и ее миллионов драбблов расскажут вам, как правильно любить DC-персонажей».

Фандом: DC
Автор: Татиана ака Тэн
Персонажи: Лекс Лютор (Смолвилль), Лайнел Лютор (Смолвилль)

1.
Около 200 слов про семейственность Люторов.

Лекс улыбается и немного нервно дергает себя за рукав толстовки, чтобы это не получилось слишком заметно. Он не нервничает рядом с отцом, совершенно нет, просто он предпочел бы общаться с ним с помощью имейлов и немного телефонных разговоров в крайних случаях.

Но не очередного приезда Лайнела в особняк, в который он даже не собирался приезжать.

Лекс улыбается и знает, как немного поднимается верхняя губа, показывая зубы. Лайнел повторяет эту улыбку точь в точь: не даром они отец и сын. Лекса это иногда пугает, а иногда завораживает. Впрочем, чаще всего — и то, и другое одновременно. Пройдет еще много лет, прежде чем его перестанет пугать отец, а впрочем, может года не пройдут и вовсе.

Лекс не знает, чего ждать, пока они перебрасываются с отцом фразами, которые не значат совершенно ничего, что нельзя было сказать по почте.

Сказать по почте их нельзя, правда, это правило их семьи: Лекс может сколько угодно представлять, как пойдет бровь Лайнела вверх или тон изменится совсем чуть-чуть, неизменно повышаясь лишь до той границы, к которой они оба привыкли. Он может себе это представить и без приезда Лайнела, но тогда по его спине не пройдет этот холодок.

Это он знает тоже, как знает и Лайнел.

Они стоят друг напротив друга, и Лекс нервно улыбается, скрывая за улыбкой все невысказанное, что есть между ними. И знает, что Лайнел сейчас делает то же самое.

Это их объединяет крепче любых семейных уз.

2.
Около 300 слов про них же.

Лайнел Лютор мог быть прекрасным отцом, но он не был.

Лекс уже не смотрит на отца с укоризной, как делал это лет пять назад, да и шесть, и все десять. Он перестал это делать пару лет назад, когда вырос достаточно, чтобы понять, что некоторым просто не предназначено быть родителем. Не хорошим, не плохим. Просто родителем.

Лекс смотрит, как отец улыбается, как он двигается, как старается преподать ему урок, но больше в этом не родительской любви, а желания быть выше, статнее, занимать ту строку в топе жизни, корпорации и жизни лекса, которую он скоро занимать не будет. Он пыжится, он прыгает выше головы, но Лекс улыбается ему, и если бы не морозец, который пробегает по его спине, он бы погладил отца по его шелковым ухоженным кудрям, поцеловал его в лоб и отправил на покой досрочно.

Но морозец все еще бежит, мешает мыслить, бередит кровь. Этот морозец мешает не только связно мыслить, но и двигаться, словно один взгляд Лайнела, короля будущего ничего, способен пробивать его к полу.

Лекса бесит это, но он напоминает себе снова и снова: некоторым не суждено быть родителями. Ни хорошими, ни плохими. Лекс мог трижды быть его ребенком, но это не отменяло, что родителем Лайнел не был. Гувернером, быть может, владельцем бизнеса, который Лекс унаследует. Человеком, который испортил Лексу жизнь и продолжит портить.

Лайнел улыбается, скалится, и Лекс скалится в ответ, принимая очередной вызов. Ты хочешь поиграть? Лекс Лютор готов. Лекс Лютор готов ко всему, что ты можешь припасти. Еще один завод с дерьмом? Настоящая Спарта ради разнообразия? Поединок? Что ты захочешь в этом раз, увядающий король джунглей, что еще Лекс может тебе дать. Лайнел скалится и соглашается с Лексом, признавая его право решать, его ум, его — что еще?

Лайнел общается с ним на равных, и иногда, ловя взгляд заинтересованных глаз, где смешаны насмешка, вызов и толика отвращения, Лекс знает, что стоит за этим взглядом, хоть и хочет об этом думать.

Лайнел Лютор мог быть прекрасным отцом, но он не был.

@темы: DC, Творчество, Фанфики

---

Краем глаза слежу за ситуацией с Каримовым Шредингера, понимаю, что это должно быть какое-то стандартное положение вещей в СМИ ДиСи-верса. Со всеми этими Суперменами, Бэтменами и прочими, которые то оживают, то умирают, то снова оживают, а то мальчика никогда и не было.

@темы: DC, Жизненное, Мысли вслух

---

Старые отп не умирают.

Cкачать Екатерина Болдырева Голова бесплатно на pleer.com

@темы: DC, Мысли вслух

---

Вот тут Теныч положил фотографии нашего лета, а я повешу только одну, которой не хватило. Потому что кто-то злобный манипулятор и меня не любит, заставляя что-то постить в дневник самому.

@темы: Жизненное, Я

---

Я просто оставлю это здесь.

@темы: Мысли вслух

---

Немного о феминитивах и почему я за них стою.

Открыла одну статью, там подводка к тексту выглядит следующим образом:
«Линор Горалик — прозаик, поэт, эссеист. Автор двух романов («Нет», в соавторстве с Сергеем Кузнецовым; «Половина неба», в соавторстве со Станиславом Львовским), нескольких поэтических сборников и сборников короткой прозы, ряда переводов с иврита и английского, монографии «Полая женщина: мир Барби изнутри и снаружи».

И понимаете, если бы я не знала сама, что Горалик — женщина, то ни одним словом эта подводка даже не намекнула мне об этом. Ну, разве что выбором темы для монографии. И ведь тут можно было не брать даже неприятных для многих и нелитературных авторок. Просто поэтесса, а не поэт. Поэтесса.

@темы: Мысли вслух

---

Последние две серии Причера смотрел часа три. С перерывами каждые пять минут. Потому что так жить нельзя. Так снимать нельзя. Что за пиздец. Почему вокруг одни отп. Почему. Почему. Слишком много вопросов, а Бог молчит.

Почему только десять серий. Почему не двадцать, как в нормальном сериале. Ладно, я знаю, почему. НО.

Господи, зачем. Господи, хочу еще. Господи, найдись.

Максимум, на который я сейчас способен: ангелы отп с первой серии. Джесси богичен и в этом каноне это даже ну. Не преувеличение. Джесси, Кэс и Тюлип — отз и вариации. И я ставлю на то, что Кэс смотрел и любит Сумерки.

/бегает и орет тюленем/

@темы: Фильмы/сериалы/дорамы, Мысли вслух

---

Посмотрели мы тут с parafiliya Бэтмен против Супермена. Я наконец-то добрался. Я, такими темпами, и до Человека из стали скоро доберусь. Сказать имею, но, наверное, вместо многих слов. Пора уже заводить тэг на ебаный DC.

Драббл любования Лексом, около 300 слов. Ну, в смысле, за что еще любить персонажей, ну.

Лекс смотрит на файлы в смартфоне примерно так же, как смотрит на бездну под ногами на вертолетной площадке. Прыгнуть бы, да — дела. Дела-дела-дела. Много дел. Важных дел. Интересно, гордился бы папочка тем, что он такой деловой, что бизнес цветет и пахнет?

Лекс чувствует, что по лицу проходит привычная для него волна тика. Нервное. Нехорошо. Он снова начинает думать туда, куда думать нельзя. Не стоит. Иначе эта рябь на лице достанет его, убьет его изнутри, что он снова не сможет смотреть на себя в зеркало несколько дней.

Лекс ведет пальцем по экрану, закрывая файлы и открывая тетрис. Старый добрый тетрис прямиком из детства. Он любит эту игру, потому что в нее невозможно выиграть. Волны на лице спадают, словно затихают, пока нужная фигурка встает в паз, как влитая.

Так и его планы — они встают в нужные пазы, деталь за деталью, что бы не прилетело с неба. Так же и бизнес — он воспользуется всем, что придет к нему сверху, снизу, отовсюду. Он умен, он это знает. Он сможет все соединить в единую картину.

Лекс хмыкает краем рта, хихикает нелепо, дергает себя за прядь волос. Надо работать, да — не хочется, и Лекс знает, что имеет право взять себе минутку, часок отдыха, когда не хочется. Он все нагонит, но — потом. Лучше нагонять потом, чем нервно смеяться, чувствуя, как по лицу бежит рябь.

Раньше ему казалось, что это рябь болота. Тины. Его лицо — болото. Серовато-неприятное, с прыщами, всем тем, что случается с тобой, когда ты подросток с нервным тиком и проблемной кожей. Сейчас ему кажется, что это рябь лужи. Болото высохло.

Жаль, что не реки, но да ладно — это будет впереди. Будет же. Будет? Он моргает сильно, дергает пальцем, допуская первую ошибку, и телефон летит в стену раньше, чем он видит, что проиграет. Он любит тетрис за то, что в нем невозможно выиграть.

Он шумно вдыхает, чтобы не подумать, что он мог бы начать сейчас всхлипывать.

@темы: DC, Фильмы/сериалы/дорамы, Мысли вслух, Творчество, Фанфики

---

И снова спасибо телеграмму за прекрасное. Я теперь каждый день имею доступ к основной повестке дня, а иногда к ссылкам на статьи, которые заставляют меня поражаться. Например, вот эта статья. Посмотрите на нее внимательно. Можно читать по диагонали, потому что иначе вам будет больно. Ну, скорее всего.

Немного мыслей и моего бубубу.

Собственно, старшее поколение, наверное, всегда будет причитать, что молодежь уже не та и раньше солнышко лучше сияло, но, по-моему, у этой дамы получилось как-то особенно оторвано от реалий не то что современного мира, но даже советского периода (не говорю о более дальних периодах), о котором она рассуждает, как о периоде, где люди были куда более мыслящими, думающими и начитанными. А эти ваши репродукции!..

Не могу понять, как работает в головах людей эта вера, что раз они разбираются в искусстве/подставить нужное, то все их поколение в этом разбирается, а раз они не понимают новые технологии/новые подставить нужное, и не увидели представителей поколения, которые разбираются, как они, то все, конец, — потеряно все поколение. Целиком. Без полутонов.

Возможно, я тоже во многом рассуждаю без полутонов и не вхожу в положение старшего поколения и прочего-прочего, но мне кажется, что писать строки вроде таких — несправедливо. Вот вам абзац:

«Власть технологий приведет к тому, что все будет исчерпываться получением информации, но будет ли уметь человек грядущего читать глубину, понимать суть, особенно там, где она не явна? Или он не увидит ничего, например, в суриковской «Боярыне Морозовой», кроме фабулы: на санях увозят женщину, поднимающую свой знак веры, а кругом народ. Но почему сани идут из правого угла в левый верхний? Между тем это не просто так, Суриков долго над этим работал и почему-то сделал так, а не по-другому. Будут люди задумываться над тем, почему тот или иной портрет профильный, а не фасовый? Или почему, например, фон просто черный?»

Мне интересно, о какой прослойке общества она говорит и с какой сравнивает того самого человека будущего. Кто умел видеть эти картины с тем осмыслением, которое она предполагает? Крестьяне в царское время? Или тот средний советский человек, который остался после того как интеллигенция либо уехала, либо была сослана, либо затаилась на кухнях?

Мне через всю статью чудилось это с придыханием сказанное «ети ваши интернеты», применяемое ко всему: от современного искусства до гаджетов. Почему-то Диккенс на читалке или айпаде — это совершенно не то же самое, что Диккенс на отпечатанной книге. При том, что она даже сравнивает не что-то из физического мира: я могу понять кайф перелистывания страниц, тяжести книги в руках, я люблю засыпать под бумажную книгу, уткнувшись носом в страницы, например, но она же обращается к содержанию книги — к тому, как она сопереживала героям. А молодое поколение, будущее поколение — уже не то, оно не будет сопереживать.

Я вспоминаю недавний случай со своей сестрой, ей то ли одиннадцать, то ли двенадцать лет, милейшей души и глубины маленький человек: какой-то вечер почти целиком она провела не так давно в рыданиях, потому что кого-то из наших олимпийских спортсменок то ли засудили, то ли сняли с игр, то ли они просто не взяли золото. Не помню этих деталей совершенно, но ей это показалось ужасно несправедливым и было ужасно жалко девушек. По-моему, с сопереживанием у нового поколения как минимум все точно в порядке, и дальше хуже явно не будет.

Но вообще — очень грустный текст. Потому что человек совершенно выпал из современного мира и наделил от этого прошлое романтическим флером, за которым нет правды.

@темы: Мысли вслух, Ссылки

---

ссылка на большую картинку

У меня есть филинги по поводу этого мальчика. Мама, снова филинги, снова страдать. Посмотрите на это лицо, посмотрите на этого мальчика, на эту эмоцию, которую он пытается выражать очень усердно.
Посмотрите на его бровки, дада, на те самые отсутствующие бровки.
Посмотрите на его убитые тонкие волоски на голове, которые узнали значение слов бальзам для волос или кондиционер только после появления в его жизни Харли.
Посмотрите на эти непонятные полоски на лице, которые то ли от того, что мальчик не умеет умываться, то ли от того, что он обновлял цвет волос и не отмылся, то ли это такие татуировки и ему не стыдно. Особенно от той, которая под глазом, на скуле, в форме очень похожей на слезку.
Посмотрите на эти зубки, потому что КТО-ТО ДОЛБОЕБ И ХОЧЕТ БЫТЬ КРАСИВЫМ ПРОСТИ ГОСПОДИ.
Посмотрите на это поколение миллениум, на этого тумблер-боя без прикрас, хотя ладно, тумблер-герл-блог у него тоже наверняка был.

Просто посмотрите на него. Как его не любить. Как его не в пледик.

@темы: DC, Мысли вслух

---

Faernaut, добро пожаловать, давно не видела новых ПЧ. )) Что привело, кого хотите видеть приветствием?

@темы: Пчёлки

---

Знаете, тут должен был быть комментарий типа «ммм, ну я сходил на Отряд самоубийц», но вместо этого будет Джокер. Я скушал Джокера, я наконец-то сделяль. Мой размер, мои кинки. Я хочу писать Джокера, я хочу представлять Джокера, я хочу облизывать всю ментальную нестабильность Джокера и его зависимость от Харли. Мое любимое все.

Немного пропущенного в фильме. Джокер, сидеть в номере, ждать информацию о Харли. Около 800 слов, что ли.
А, и да. Посвящается Теодору.

Джокер смеется, а потом дергает себя всеми пальцами за волосы, почти чувствуя, как выдираются его волосы, которых от постоянной покраски и дешевых шампуней лечебницы и так не очень много. Его это бесит, как-то фоново и почти не по-настоящему, хотя, может, и наоборот — очень даже по-настоящему, потому что сейчас его бесит все, совершенно все.

Харли не с ним. Харли черт знает где. И она не будет у него еще... сколько?

Время тянется медленно, как будто патока или тот отбеливатель, в котором они плавали с Харли. Харли. Харли-Харли-Харли.

Сколько минут пройдет, прежде чем станет что-то известно?

Джокера бесит, что его волнует ее судьба. Он смирился, но его бесит, бесит-бесит-бесит, что он попался на крючок тогда, когда хотел посадить на крючок другую.

Он открывает ноутбук, закрывает его, ходит по комнате, медленно и вдумчиво бьется лбом в стекло окна.

Он не знает, чем себя занять, поэтому включает Амазон, Ебей, какие-то сайты, на которые выходит случайно. Его интересует колюще-режущее. Кухонные ножи? Пойдут. Тесаки? Хм, от них должны оставаться неплохие раны. Он почти чувствует, как оставляет эти раны. Чем сильнее его раздражение, тем сильнее он не понимает, на ком он хочет видеть и чувствовать эти раны. Возможно, на себе. Возможно, на Харли. Или может просто выйти на улицы города?

Не все ли равно. Он заказывает что-то простым кликом, почти не раздумывая, что он что-то делает. Это успокаивает ненадолго, завораживает.

Он переходит по ссылкам, интересуясь детскими игрушками. Он перешел по какой-то ссылке на каком-то китайском сайте: вот вам ножи, вот вам ножики, вот вам детский набор посуды для девочек...

Джокер закрывает ноутбук, захлопывает крышку с силой отвращения, которое испытывает к себе, к этому миру, ко всей вселенной, как будто она населена тварями, мерзкими тварями, которые проникают в него даже через воздух, ему хочется что-то делать, чем-то занять себя, но вокруг ничего нет.

Он открывает дверь номера, в котором находится, после того как туда звонятся трижды, а у него в руках помада и, кажется, карандаш для глаз.

Харли-Харли-Харли-Харли.

Джокер думает, что он сходит с ума, но первая коробка с ножами приходит к нему слишком быстро по часам и слишком поздно, чтобы он успел забыть, выкинуть из головы, что он что-то вообще заказывал. Он же хотел посмотреть, ведь так?

Харли-Харли-Харли-Харли.

Джокер крутит пакеты, коробки, упаковки в руках. Они немного успокаивают, особенно если вскрывать очень аккуратно, представлять, как будто кто-то наблюдает за ним (возможно, кто-то правда наблюдает), делать все так медленно, что это завораживает даже его самого. Ме-е-едленно, аккуратно, так непривычно для него, что уже сам ожидаешь взрыва и безумия.

Безумие не приходит. Харли все еще не с ним. Безумие с ним всегда.

Ножи блестят, поблескивают, они разных форм, разных фирм, и Джокер бросает их на столе, на диване, везде, где может, садится на пол, забирая на колени ноутбук. Надо ждать. Он никогда не умел ждать. Как там говорила Харли — чтобы не сойти с ума, просто разбей ожидание на маленькие кусочки времени. Джокер помнит. Джокер ждет следующую посылку.

Когда Джокер находит себя за рассматриванием ножа, он не понимает, но ему нравится отсвет, ему нравится острота, поэтому он кладет его в сторону, быстрее, чем ожидает от себя. Злится. Рычит, издает эти звуки, которые ему кажутся то ли тигриным, то ли кошачьим рычанием. Вспоминает сразу же смех Харли на них. Джокер готов признать, что ему плохо.

Он все еще сидит на полу комнаты, а вокруг него собрано уже ножей пятнадцать, и ему нравится, как они собираются в полукруг, словно ореол вокруг него. Он встает и аккуратно переступает через них. Осторожно, медленно, замедляя шаг, перепрыгивая и представляя, что под ногами не ножи, а лава, как в детстве. Его это забавляет, хотя ком раздражения внутри кипит, словно это та самая лава, через которую он прыгает.

ХарлиХарлиХарлиХарли.

Приходит следующая посылка, и Джокер совершенно не уверен, что они не ошиблись. С другой стороны, какая разница. Он плохо соображает, а ткань приятна к телу. Тут он не скупился, в этом нет резона, если хоть что-то из этого пойдет на их детей... Никакой синтетики, никаких дешевых вещей. Все должно быть лучшим. У них будут лучшие родители, а значит и вещи должны быть...

Будут. Если будет Харли.

Харли бьет его в виски. Харли. Харлихарлихарли.

Сколько ему ждать, чтобы дождаться хотя бы чего-то? Ответов? Информации? Сколько можно ее собирать, этим пустоголовым, зазнавшимся, мерзким...

Он смотрит, как ножи блестят в свете комнаты, как лежат, словно иглы ореола вокруг его него, вокруг его тела. Ему нравится. Он не помнит, как он собирал этот ореол, но помнит каждый нож, который держал в руках.

харлихарлихарлихарли поют они.

Джокер смеется и падает посередине, звездочкой. Раздражения почти нет, зато есть смех, клокочущий в горле, и ореол. Ореол успокаивает, как будто он лежит в детстве в кровати, полностью забравшись под одеяло, с головой, зная, что монстры не смогут его съесть. Он немного задыхается, тоже — как в детстве.

Видишь, Харли с тобой даже сейчас, как бы говорят ножи, а детская одежда вторит, окутывая ореол вторым слоем защиты. Время прошло незаметно. Дверь с его приятелем, который должен рассказать ему о Харли, открывается, и Джокер на этот раз почти расслаблен.

@темы: DC, Мысли вслух, Творчество, Фанфики

---

Я тут активно сижу в Телеграме, умираю от количества прекрасных статей, ссылок и информации, которую мне приносят каждый день те тонны авторов, на которых я подписана. Среди прекрасного и невыразимого постановка COSMOS+ от Hotel Pro Forma.

Смотреть всю постановку можно здесь, она на датском с английскими субтитрами.
Варнинги: оно прекрасное и я лично отказываюсь смотреть ее а) когда в квартире никого нет б) на ночь. Это, конечно, только мои рекомендации в первую очередь самой себе, потому что тревожность оно апает дай боже каждому такому произведению.

На самом деле, я не уверена, что тут стоит что-то писать кроме того, чтобы это посмотрел каждый, у кого дотянутся руки, потому что я до сих пор под впечатлением и пытаюсь собрать себя. Оно очень о людях в целом и о каждом конкретном человеке.

Темная сцена, минимализм. Маленькая девочка, которая крутит хулахуп, пока физик, математик и астронавты произносят факты о Вселенной. Маленький мальчик, который начитывает ход экспериментов по Большому взрыву и что из него получилось. Музыка и цвет, которые едва ли не главнее остальных персонажей. Огромный Юпитер, застилающий всю сцену.

А здесь должна была быть цитата, если бы я думал изначально,
что буду писать свои впечатления о постановке даже на дневник.

@темы: Фильмы/сериалы/дорамы, Жизненное, Мысли вслух, Ссылки

---

Немного Стар трека на ваших каналах.

Сижу думаю насчет миррора, по крайней мере, того, который показывался в ТОСе, и все-таки мне кажется, что у многих, когда рассуждают насчет этого мира или пытаются его представить, краски слишком сгущаются, сильнее, чем нам показано в серии.

Рассуждения о серии.

Я совершенно искренне уверена, например, что там есть и очень даже бывают искренние чувства, доверие, дружба и любовь. Да, сдобренные травматичным опытом, который неизбежен при таком укладе мира, но все же. Меня попинывали в фандоме за это после "Вечности" с Гримм!Маккоем и кроссовером с Думом, мол, откуда вы взяли в персонаже хорошие чувства, их же туда не положили, но я все еще не могу с таким согласиться никаким образом. Но, допустим, ребут!миррор нам в принципе в непосредственно каноне не показан, а мы о ТОСе, где показан.

Во-первых, психика бы людей иначе вряд ли выдерживала такое давление. При том, что там все равно все явно с поломанной психикой, они бы не доживали банально до таких лет и не могли бы функционировать нормально, не будь у них возможности где-то расслабиться. Во-вторых, нам это достаточно четко продемонстрировали в каноне.

В серии, не вспомню имени, была женщина Кирка. Мы не видели их взаимодействия с миррор!Кирком, но оно для выводов и не нужно, давайте честно. Потому что там и без того четко показано все, что нужно. Кирк ей безмерно доверяет. Если вы помните серию, Кирк продвинулся с помощью танталового поля, которое спокойно убивало на расстоянии. И о доверии, причем полном, тотальном доверии к ней Кирка говорит то, что она не только знала, что поле существует. Она знала, где расположена техника, как ей пользоваться и даже откуда она у Кирка.

То есть из этого можно сделать несколько выводов:
1) Кирк доверял ей свою жизнь и не боялся, что она могла его убить в любой момент. А у нее свободный проход в его комнаты, между прочим, если она вообще не там живет.
Даже если рассматривать вариант, что ей самой могло быть невыгодно его убивать, то никто не исключал варианта, что она с кем-то может сговориться и устроить на капитана не покушение, а вполне себе его убийство, поставив нужную ей фигуру в капитанское кресло. Кирк ужасно боялся покушений и возможного смещения, посмотрите на его реакцию в серии: у него от паники и этой мысли, что его могли предать, отключилось логическое мышление напрочь — он не смог даже мимолетно перестроиться под ситуацию или подумать, что тут нужно сыграть и выведать обстановку. Даже если атаки в лоб и агрессия хорошо помогают занять место капитана и работать, я не верю, что Кирк в этой вселенной не умеет быть хитрым и изворотливым. Когда живешь с атаками в лоб — так долго не выживаешь. Если бы он боялся этого от нее, то ни за что бы не доверил ей поле. Если бы она узнала случайно, то опять же без веры и доверия ей — проще убить, чем ждать, когда твоя женщина в любую секунду тебя подставит.
2) Кирк перед ней открыт и они между собой разговаривали. Потому что она спокойно выдает информацию о поле, о том, как он ее заполучил, как ее использовал, и выдает прямиком ему спокойно, то есть это опять же не случайно выясненные факты от того, что он проговорился, или что-то такое.

И такое себе может позволить капитан корабля, который обладает огромной властью на корабле. Те, у кого власти меньше, я так думаю, могут позволять себе еще больше в плане проявления эмоций и чувств, привязанностей. Потому что им нечего опасаться или почти что нечего.

Так что есть там все, и доверие, и привязанности, и любовь. И наверняка еще более ценные, чем в нормалверсе, потому что позволить их себе сложнее, мир враждебен, и для сближения требуется куда больше времени.

@темы: Star Trek, Мысли вслух

---

Потому что я залип.

05.08.2016 в 07:57

Пишет  ALisa Lokki:

Всем хорошего дня!

@темы: Мысли вслух

---

То есть понимаете, не то чтобы скоунс не отп на века, но споунсы — добро, любовь, дс.

На самом деле, это на коленке написанная мокрая фантазия во время работы, по мирку с фем!ребут!Маккой, которая столкнулась с бывшим мужем, у которой все плохо на фоне бывшего мужа, с которым она была в абьюзивных отношениях, теперь со Скотти, с которым они в формате флирта и той стадии романа, когда дальше — только нырять, а именно это она не может себе позволить. Поэтому ахаха. Ахаха.
Г — горение. П — продуктивность. Н — на что я трачу свою жизнь.
А еще это аллюзия на нашу же историю с миррор!тос!Споунсами длинною в бесконечность и размахом шириной во Вселенную, но это не важно, не важно, кто надо — уже понял.

Лея Маккой, Спок, фоновые Спок/Нийота, Скотти/Маккой, Питер Бранч/мудачизм
Чуть более 2 к слов

Лея Маккой, Спок, фоновые Спок/Нийота, Скотти/Маккой, Питер Бранч/мудачизм

Лея стоит на пороге комнаты Спока и нервно перебирает рукава форменной одежды.
Спок открывает не сразу, но Лея все равно не успевает передумать и уйти. Встреча с Питером пугает ее гораздо больше, чем теоретическая возможность, что Спок ее прогонит.
Когда двери открываются, Маккой нервно ухмыляется, чувствуя, как пересохли у нее губы:
— Как в старые добрые времена, Спок. Пустишь переночевать и освежить мысли?
Спок молча пропускает ее в комнату, оставляя вопросы на то время, когда она уже зайдет, плюхнется на стул и устроится на нем: вначале закинув ногу на ногу, потом расставив удобно ноги, а потом скидывая ботинки и обнимая колени.
Только после этого он садится на соседний стул и немного склоняет голову в бок.
— Что случилось?
— Ничего, — мотает Лея головой, сглатывает и треплет себе затылок, прежде чем распустить собранные в пучок волосы.
Темные волосы ложатся на плечи волной, и это тоже дарит какое-то успокоение Лее, как и присутствие Спока рядом. От него веет спокойствием, разумом и прохладой, которые так необходимы ей сейчас.
— Просто хочу привести в порядок нервы, — говорит она, немного подумав и не зная, все еще, хотя пришла сюда, стоит ли начинать что-то говорить. — Выпьем?
Она выглядит слишком нервной и при этом тихой, что Спок просто встает и идет к полкам.
— Оно из репликатора! — возмущается Лея, когда Спок достает бутылку и два стакана.
— Именно. Я не пью, доктор Маккой, — произносит Спок наставительным тоном, а потом пытается придать своему лицу мягкое выражение. — Тем более, что качество алкоголя вряд ли сейчас — самое главное в этом действии.
Лея дергает себя за корни волос, захватив волосы пучком в кулак. Вздыхает. Чертов гоблин...
— Да, — соглашается она. — Точно не главное.
— Итак, Питер Бранч, из-за которого ты здесь оказалась. Я ведь прав?
Лея поджимает губы и разливает алкоголь по стаканам.

Лея не помнит, почему ей когда-то в Академии пришло в голову, что Спок — лучшая кандидатура, к которому ей стоит приходить плакаться, но он обладал какой-то монументальностью, той неземной монументальностью, которая заставляла раздражаться, беситься и пытаться со Споком ругаться, а потом приходить к нему после какого-то тупого случая, подробности которого она уже давно выкинула из головы, уже пьяной, сбежав от Кирка и прокляв его и его длинный язык при очередной попытке ему подобрать ей пару, уткнуться в Спока, ничего не говоря, и решить, что если гоблин ее после такого нарушения субординации убьет, то будет совершенно точно прав.
Гоблин ее не убил: лишь погладил по голове и провел к себе, усадив на стул, как сейчас, и сел рядом, резюмировав: "Вы пьяны, кадет Маккой. И вас достал кадет Кирк настолько, что вы не можете его терпеть рядом с собой сейчас".
Возможно, именно так началась их дружба, которую Маккой не могла принять еще долго, хотя и осознавала ее.
Спок был незыблем, логичен до чертиков и достаточно бесчеловечен, чтобы это вызывало успокоение в нужные моменты.
Звонок снова пиликнул, и Спок поднялся открыть дверь.
— Нийота, — говорит он, пока Лея снова утыкается лбом в колени, а волосы занавешивают ее от этого мира, закрывают как будто это самое важное сейчас. — Я не успел тебе сообщить, но у меня экстренные обстоятельства, поэтому я бы хотел, чтобы мы перенесли нашу встречу.
Лея представляет, как Ухура хмурится и заглядывает за его плечо, хмурится еще раз, а потом целует Спока вначале в лоб, а потом в губы, молчаливой улыбкой желая ему удачи.
Дверь закрывается, а Лея продолжает сидеть в той же позе, потому что последнее, что ей сейчас надо — следить за тем, как Спок откладывает свою жизнь ради нее.
Дверь закрывается, и Спок снова подходит к ней, снова садясь на то же место.
— Лея.
Это звучит мягко и аккуратно, но при этом также точно, как будто Спок ставит точку. Так мог бы произнести ее имя какой-нибудь симулятор реальности, но это вполне настоящий Спок, и Лея поднимает лицо на вулканца.
— О, я заслужила название по имени?
— Как видишь, я его помню, а тебе сейчас не идет сарказм.

Лея молча проглатывает свою порцию и морщится, падая лбом на колени.
Она не знает, что говорить, как не знала и до этого. Зачем что-то говорить, пусть это Спок делает, это у него хорошо получается — разводить ее на монологи, высказывать все, что она не говорит никогда, потому что это вещи, которые не стоит произносить, пусть даже перед вулканцем, который никогда не перескажет это никому другому. Он вытрясает из нее вещи, в которых она не признается самой себе, а значит, наверное, вытрясает из нее душу, и Лее хочется, чтобы из нее сейчас вытрясли душу, пусть как. За этим она и пришла.
— Я надеюсь, у тебя завтра не утренняя смена, — говорит Спок вместо вытрясания души, хотя как сказать — Лея сдавленно смеется.
— Выходная. У меня должны же быть выходные.
— Действительно, — говорит Спок и подливает ей еще.
Они говорят о какой-то чепухе, слово за слово продвигаясь от сухого, сдавленного горла Маккой к чему-то, что позволяет ей расслабить мышцы.

Лея осознает себя частями: здесь она есть, здесь ее нет. Это не влияние алкоголя, она знает, что воспринимает себя так все последние дни, что тянется дорога с Питером.
Слишком много неприятных воспоминаний, слишком мало осмысленности, слишком больно, слишком ярко, слишком — слишком всего, чтобы Лея не пыталась снова начать пить, лишь бы забыть все заново. В прошлый раз у нее почти получилось.
— Я из Джорджии, Спок, — говорит она и смеется, залпом приканчивая следующую порцию. — И он из Джорджии.
— Да, — говорит Спок, как будто что-то понимает, и Лея качает головой и подливает себе. Мир не рушится, мир плывет, счастливо позволяет представлять его в виде карусели или американских горок, которые не имеют ничего общего с настоящей реальностью. Сейчас Маккой просто несется через комнату ужасов, которую устроили посередине горок, это нормально, так бывает, ведь бывает, так?
— Настоящие мужчины, настоящие женщины, — произносит Спок так, что Лея вспыхивает и поднимает на него злые глаза.
— Да что ты!.. — начинает она, но "понимаешь" застревает в голосе. Она утыкается в колени, потом, гонимая энергией, которой у нее словно бы нет, но словно бы есть, поднимается с места. — Да как ты смеешь издеваться, зеленоухая ты тварь, — говорит она и слегка покачивается, сглатывая. Репликаторская дрянь бултыхается на дне ее желудка, мешая формулировать что-то сложнее этого.
— Разумеется, — соглашается Спок и поднимается следом за ней.

Лея воспринимает действительность частями: то она в ней есть, то ее в ней нет. И сейчас Лея лежит на кровати и пытается выбраться из цепких рук Спока, но тот держит крепко, глядя на нее внимательно и безучастно. Ее бесит эта уверенность и отсутствие эмоции. Хоть бы одна мелькнула!
Ее запястья сдавили и вырваться — сложно, только немного сдавленной коже больно. Это приятно, как будто немного прогоняет туман в голове, не тот, который от алкоголя, а тот, который от Питера.
— Нет, — говорит Спок, и Лея рычит.
Она не поняла, в какой момент она отчетливо произнесла "Трахни меня" и Спок так же отчетливо ответил незамедлительно "Нет".
— Лея, — говорит Спок, глядя на нее, и Лее кажется, что на ней не только форменных брюк, но и одежды, и кожи. — Тебе это не нужно, мне это не нужно, успокойся.
— Да черта с два, гоблин, — разъяренно проговаривает Маккой. Как будто этот чертов гоблин что-то понимает, зеленоухая тварь, несчастный ублюдок.
— Я встречаюсь с Нийотой, — говорит Спок, напоминает Маккой, хотя Лее почему-то в этот момент кажется, что себе — тоже. — Ты в отношениях с мистером Скоттом.
Лея знает, что ей будет стыдно. Лея помнит. Лея, собственно, уже чувствует все, к чему взывает Спок, но сейчас это кажется единственной необходимостью, как будто ради этого она к Споку и шла изначально.
— Я понимаю, что ты в тяжелой ситуации, — говорит Спок, склоняясь ниже и продолжает держать ее, прижимать к кровати, чтобы не могла двинуться. — Тебе хочется почувствовать себя еще хуже, чтобы дойти до границы, которая позволит тебе от нее оттолкнуться и подняться наверх. Но это не та граница, которая тебе нужна, Лея.
Лея в ответ прижимается к его телу, приподнимаясь, как будто это — ее ответ, как будто слова не доносятся до ее ушей и не ввинчиваются в душу.
Она кивает, молчит, заставляет себя лечь спокойнее.
Спок отпускает ее руки, медленно и готовый в любой момент снова их захватить.
— Лея? — произносит он.
Маккой ждет, когда руки освободятся окончательно, чтобы притянуть его за шею, и укусить за губу до боли и засунуть язык ему в рот, уверенная, что ее сейчас оттолкнут и все вернется на круги своя.
Все возвращается, хотя на поцелуй ей и отвечают — едва-едва, буквально с секунду.
— Лея, — произносит Спок укоризненно, и она готова поспорить, что Спок вздыхает.

Спок отпускает ее, когда смотреть укоризненно уже не получается для вулканской мимики, а из Маккой выветривается алкоголь достаточно, чтобы не пытаться до него добраться и пропускать мимо ушей все "Я встречаюсь с Нийотой и не собираюсь ей изменять, Лея".
Она понимает эту концепцию, но сейчас ей нет до этого дела, как будто это просто слова. Она не очень понимает даже, кто такая Нийота, это слишком условно в мире, где ты находишься в комнате ужасов, по которой проносятся твои американские горки.
Они снова садятся за стол, хотя, скорее, за него садится Спок, а Лея молча вливает в себя еще стопку, морщась и чувствуя, что еще немного — и грань будет нащупана, тот момент, когда она не будет запоминать происходящее вовсе.
— Лея, сядь, пожалуйста. — Спок пытается говорить мягко, и Лея горько ухмыляется, морщится, доливая себе еще, пока ладонь Спока не оказывается на стакане. — Сядь, — говорит он холодно, и Лея садится ему на колени, ухмыляясь и пытаясь не смеяться, потому что такую команду она может выполнить только так, как будто этот холодный тон, который обычно ее бесит, отпускает что-то внутри, позволяет трактовать все так, как хочется ей, он для этого и нужен, этот тон, пусть внутри все и замирает от непонятного и острого страха, мелькающего в груди, как если бы "сядь" говорил ей Питер.
Они снова целуются, и Маккой готова поклясться, что Спок не меньше заинтересован в этом чем она, но холодная ладонь ложится на горло, оттаскивая ее дальше, а руки за запястья собираются за спиной, почти больно, на что Лея может тяжело дышать, ухмыляться и облизывать губы.
— Я встречаюсь с Нийотой, — говорит Спок снова. — И не собираюсь ей изменять. Точно так же, как ты не собираешься изменять Скотти.
Лея нервно смеется и тянется к Споку, пока на горло давит его ладонь. От этого все еще интереснее и страшнее, она дрожит, мелко и часто, хотя телу тепло, даже жарко.
— К черту все, — говорит она, ощущая ладонь на горле, которая успокаивает ее где-то изнутри на каком-то другом уровне, на другом пласте бытия.

Они сидят на кровати, Лея все еще у него на коленях, Спок — по-хозяйски вытянув на кровати ноги и откинувшись на спинку, но все еще ее удерживая, чтобы она не могла добраться до него. Это уже интересно скорее от азарта, чем от чего-то еще. Спок продолжает напоминать ей о Скотти, как будто после Питера что-то имеет значение, как будто хуже еще может быть, как будто в этом всем есть какой-то смысл.
— Это путь саморазрушения, — говорит Спок, и Лее почему-то кажется, что он очень даже не против держать ее вот так, хотя черт с ним, с гоблином, она почти что уверена, что у него бы стоял, если бы не вулканская физиология и умение держать себя в руках. Он слишком внимательно смотрит и в глазах что-то вспыхивает. За глазами Спок никогда не успевает следить. Не факт, что гоблин вообще знает, что глаза его могут выдавать с головой.
— Да, — соглашается она и двигается вперед, когда ладонь Спока оказывается на ее талии и лежит там словно влитая, будто она должна быть там все время. — Я ведь не спорю, гоблин.
Спок прикрывает глаза, вздыхая уже вполне открыто, потому что он произносит одно и то же уже весь вечер, в разных вариациях, поэтому он просто сидит так, все еще сжимая ее руки и стараясь делать это не очень больно, мимолетно поглаживает большим пальцем ее кожу и чувствует, как Лея снова склонилась к нему, просто чтобы соприкоснуться с ним лбами и так замереть. Дыхание смешивается, и Спок заставляет себя продолжать говорить.
— Когда мы познакомились, я думал о том, чтобы расстаться с Нийотой и присмотреться к тебе, но это не то что нужно ни мне, ни тебе, Лея.
Лея смеется и кусает его за губу, после чего отступает, следя за его артикуляцией. Она надеется, что с утра его губы будут напоминать ему, что это было. Она не знает, кому хуже она хочет сделать. Возможно, себе. Возможно, ему. Возможно, всем, чтобы сжечь этот мир к чертовой матери раньше, чем он сожжет ее. Жаль, что только этим — не получится это сделать.
— Проклятье, гоблин, не решай за всех.
Спок смотрит на нее холоднее, от чего по спине пробегает холодок.
— Я решаю за себя, и мне этого достаточно. И, доктор, неужели вы не этого хотели, когда приходили сюда — чтобы за вас все решили?
У Леи перехватывает дыхание.

Алкоголь выветривается очень медленно — возможно, репликаторская дрянь идеально для того, об этом Лея будет думать уже завтра.
Спок аккуратно снимает с нее форму, а потом перекладывает с себя, все такими же ровными движениями, как когда он просто встал вместе с ней на коленях, придерживая, чтобы она не упала, и пересел на кровать, будто она ничего не весит и даже ничего не значит, будто ее не стоит даже спрашивать или предупреждать. Лее это как будто нравится, это складывает с ее плеч всю ответственность. Так и надо, говорит ей весь Спок, все его движения, вся его суть, и Лея отдает руководство ему.
Спок укладывает ее на кровать, отдавая подушку и накрывая ее одеялом.
— Все, Лея, — говорит он. — Вы достаточно набедокурили за сегодня, доктор Маккой.
Лея с ним почти что согласна, ее глаза начинали закрываться, а Спок закончил ее ранить словами уже давно, но менять положение она не стремилась. Возможно, потому что хотела, чтобы за нее все решили, усмехается она себе под нос.
Спок целует ее в лоб, вздыхая.
— Спи. Я буду здесь, пока ты не уснешь.
— Эй, а потом?
— А потом я ухожу на утреннюю смену.
Лея переворачивается на живот и утыкается носом в подушку. Проклятье. Внутри что-то шевелится, очень похожее на стыд, но до него еще ей придется проспаться.
— Тогда ляг рядом и обними, чтобы быстрее уйти на эту свою смену.
Лея напоминает себе капризного ребенка, но ей можно, пока Спок это позволяет. Вулканец безропотно выполняет просьбу, притягивая ее к себе и забирая себе подушку, на это время. Лея очень даже не против, только форму, которую Спок так и не снял, она дергает, и Спок все так же безропотно стягивает кофту и ложится обратно, чтобы Лея улеглась ему на грудь головой. Лея засыпает минут через пять.

@темы: Star Trek, Жизненное, Мысли вслух, Творчество, Фанфики

---

Я имею филингсы. Скоунсы никогда не оставят тебя одного. За фото спасибо Сири, моему прекраснейшему соавтору.

рубашечка скотти
войны за то нужно ли бриться маккою и как приятно/неприятно целоваться
/плачет/

@темы: Star Trek, Саймон Пегг

---

Фандом: Jesus Christ Superstar (2000)/(немецкая), Нерон (2004), исторический фандом
Автор: Татиана ака Тэн
Пейринг: Анна/Иуда, Симон/Пилат, Анна/Калигула, Анна/Пилат, Варавва/Иоанчик, Елиазара/Пилат, Агриппа, Тигеллин, Иисус/Иуда (немецкая), Лука

Предыдущий пост тут и тут. Тенка дарит тут, тут и тут. Пост Тэда — здесь.

83

83

Иуда думает, что он понимает Иисуса: того сложно не понимать, на самом деле, потому что сложно не понимать, к примеру, молоток — он либо бьет, либо нет. Либо бьет по тебе, отбивая тебе пальцы, либо бьет по табуретке, вбивая дерево в нужный паз. Не сыну ли плотника понимать такие вещи.

Пулемет либо стреляет, либо нет, с этим тоже все просто. Танк либо едет, либо стреляет, либо — нет. Ничего сложного. Ничего непонятного, ничего такого, что стоит того, чтобы задуматься. Про Иисуса все ясно с первого на него взгляда — он прост, опасен и лучше, если ты находишься с ним в темной подворотне, зайти в нее вместе с ним, как его друг.

Иуда и зашел.

Иуда понимает Иисуса с их первой встречи: тот прост, ясен, кристально прозрачен. Он улыбается редко, зато когда ему действительно смешно (не радостно, а смешно — например, от человеческой глупости), он открывает рот, когда ему есть, что сказать, — и не стоит на это отвечать так, чтобы он заулыбался (правда, не стоит), он действует только в своих целях и целях своего плана, в который он, конечно тебя посвятит, но зачем тебе это, так что просто иди следом и надейся, что тебе перепадет что-то, хоть что-то, из того гениального божьего замысла, который его посетил.

— Ты действительно общаешься с Богом? — спрашивает Иуда как-то, и Иисус улыбается и хлопает его по плечу.

— Конечно.

— И что он говорит?

Иисус смеется и хлопает его по плечу снова, посылая за вином. Иуда думает, что Иисус, наверное, просто не хочет об этом рассказывать. Он понимает. Бог — серьезная материя, такое кому угодно не рассказывают. Он надеялся, что он не "кто угодно", но вот тут с Иисусом становится сложнее: ты никогда не можешь сказать, как он к тебе относится. Он, кажется, любит весь мир — по-своему. Он относится ко всем одинаково, и тут поспорить трудно. Он одинаково улыбается, одинаково хлопает по плечу, одинаково не отвечает на вопросы. Иуде иногда кажется, что еще пара таких раз — и он точно уйдет от Иисуса, потому что он не собирается быть с ним все время — разве что до того момента, когда план того станет яснее.

Пока что ему ясно только одно: Иисус замышляет какую-то глупость.

— О чем вы говорили с Петром? — спрашивает Иуда и садится немного ближе, волнуясь и теребя рукав своего плаща.

— Не важно.

— Вы собираетесь куда-то идти, я же слышал.

— Да, собираемся.

— Ты не собираешься мне об этом рассказать?

Иисус смотрит на него, и Иуда думает, что не понимает, откуда в нем эта наглость. Или нелюбовь к жизни, если уж так посмотреть.

— Я не дам тебе на это денег, — говорит он на всякий случай и теребит рукав сильнее.

Иисус ловит его руку и целует тыльную сторону, улыбаясь, а потом легко встает на ноги и идет в другую сторону лагеря, зычно зовя Петра с Андреем и Иакова с Иоанном.

Иуда сидит там, где его оставили, и смотрит в пустоту. Она интереснее, чем содержимое ящика для денег, в котором утром он явно не досчитается многих монет.

UPD от мая 16 года. Вы думали, я умер, фандом мертв? Да хуй вам.

84

84
Лука смотрит на этого мальчика и пытается понять, что в нем нашли. Он проделал большой путь, он смотрит на паренька, тонкого, звонкого, с копной светлых волос, которые вьются, делая его голову больше, чем может подходить этому телу. У Луки взгляд художника, он знает, что может подходить анатомически, а что нет. В мальчике есть что-то уродливое, из-за этой головы, но он светится и завораживает, не давая Луке понять, в чем же дело, какая харизма кроется в этом тщедушном тельце.

— Как тебя зовут? — улыбается мальчик, и Лука морщится — сразу на "ты", сразу задавать вопросы. Настырный.

Мальчик светится, улыбается мягко, почти нежно, как будто видит на месте Луки человека, которому можно так улыбаться, и Лука трет ладони: грубые, жесткие, привет, недавняя работа, привет, тросы, которые могли бы оборваться, если бы Лука не фиксировал их лично, если бы не спас эту никчемную кабинку. Он художник, он не техник, кем бы не приходилось работать, но он только в этом году заработал достаточно, чтобы податься в Александрию в университет.

— Лука, — неохотно произносит Лука. — А ты — чудо-мальчик Иисус, — говорит он, просто чтобы сбить это ощущение, что тебя обволакивают, заставляют повиноваться, но мягко, нежно, как будто бы это не основная даже цель. Его пугает этот мальчик. Даже если бы ему позволили его остричь, в этом не было бы никакого смысла — он непропорционально большой, как будто бы огромный — изнутри, и это ощущается, словно он прорывается сквозь себя самого, переваливается, заполняет не только себя — но и всех вокруг.

Лука чувствует, что ему хочется отступить на шаг, иначе он сольется, исчезнет, растворится в сиянии этого чудо-мальчика Иисуса, и Луки больше не будет на этом свете — а он только накопил деньги, у него даже фотоаппарат уже есть, лежит дома.

Иисус улыбается и протягивает ему ладонь, шагая чуть ближе.

Лука отступает на шаг.

— Мы еще встретимся, — произносит Иисус и светится изнутри, словно он радиация, словно он правда снизошел откуда-то сверху, что не может быть правдой, никак не может. Лука ежится, понимая, что ему страшно. Иисус слишком уверен в том, что говорит. Лука не любит предопределенность и давление. — Я не знаю, когда, — добавляет Иисус и щурится солнечно, встряхивая светлой копной волос, — но мы встретимся. Ты придешь ко мне, и я буду рад, что у меня есть такой соратник.

Лука презрительно фыркает.

Он не знает, что должно заставить его прийти к этому мальчику.

Спустя годы, когда Лука сидит у костра рядом с Иисусом и фыркает, глядя на огонь, чувствуя, как его заполняет божий свет, ему кажется, что он помнит их первую встречу, но это не так. Он чувствует, что он не помнит какую-то мелочь.

Он не помнит свой страх перед Иисусом.

UPD от 4.07.2016

85
насущное

85
Иуда сглатывает и молча протягивает Иисусу деньги, пока Симон смотрит на его руку горящими, жадными глазами. Иуда не знает, куда деть взгляд, куда деть руку, которую словно жжет, он думает о том, что это не кончится добром, несмотря на ласковую улыбку Иисуса, потому что он уже предал его в своих мыслях, или, по крайней мере, начал предавать. Каждый день, когда их пути расходятся, Иуда смотрит на спину Иисуса, на его локоны, спадающие на плечи, и задает себе вопрос, который превращается из «Когда наши пути разошлись?» в «Сходились ли наши пути вообще?».

Иуда не знает ответа.

Иуда знает, что деньги пойдут на нужды лагеря, но раньше он отдавал их Петру, с которым все понятно: деньги лягут дровами, одеждой на плечи, едой в желудки. Появится новый ящик со всем нужным для свечей, потому что их дешевле делать своими руками, тем более, что рук гораздо больше, чем было раньше. Симону он деньги не дает, тот избавляется от них кардинально, он не хочет знать, но не может не знать. И он мучается, потому что Иисус не замечает или же не хочет замечать, что в лагере есть ящики, в которые никто никогда не заглядывает, как будто бы, хотя все знают, что в них лежит, пусть это и не проговаривается. Не знает Иисус. Или — не хочет знать.

Почему Иисус решил лично этим заниматься? Почему Иисус решил, что ему теперь, именно теперь, нужно взяться за финансы? Он решил, что Иуда не справляется? Что Петр не справляется? Решил по доброте душевной облегчить им работу? Его заела совесть, что он этим не занимается?

Ни один вопрос не похож на правду, хотя Иуда не знает, что нашептывают другие апостолы, но чувствует кожей: Фома подглядывает на него, когда говорит с Иисусом наедине, и взгляд его жжет, хотя Иуда даже не уверен, что тот правда смотрит в его сторону, или же там проходит кто-то за спиной, на кого упал блуждающий взгляд Формы. Он не знает, о чем говорит Иоанн с Иисусом, но Иоанн никогда его не любил, поэтому тут Иуда не сомневается, что по его душу прилетает, прилетает прилично.

Почему Иисус так улыбается ему, как будто виновато и обвиняюще одновременно? И не игры ли это разума самого Иуды?

— Будешь пересчитывать монеты? — поддразнивает он, чтобы не молчать, и ухмыляется, потому что нападение — лучшая защита.

— Я тебе верю, — говорит Иисус, качая головой, и передает мешочек с деньгами Симону. Тот высыпает их на ладонь и это «А Симон тебе — нет», и Иуда не знает, прав ли он в таком предположении. Возможно, Симону просто нравится звон монет? Или он не знал, сколько там? Возможно...

Иуда хмыкает и забивает руки в карманы, глядя на них исподлобья, но улыбаясь, щурится, словно видит перед собой два солнца, которые недобро светят ему прямо в глаза.

запись создана: 11.11.2015 в 06:18

---

Врываться в родительскую квартиру с фразой «Мам, я надеюсь, ты проснулась, потому что мы идем гулять» очень интересно ощущается если не на уровне реальности, то на уровне внутренней реальности.

На самом деле, это пост любви к Петербургу.

Сегодня неподалеку от Спаса был речной фестиваль, или карнавал, или как там его. О нем явно знало очень мало людей, если вообще знало, однако народ подтягивался и даже оставался где-то поблизости, поглядывая на сцену заинтересованно и одним глазком. Ведущий после каждого выступления приговаривал «Вот-вот сейчас поедут 12 судов нашего карнавала в день Речного флота!» или что-то такое, и каждый раз это было чуть более близкое «вот-вот сейчас», совершенно отличное от «вот-вот сейчас» выступление назад. Кто-то танцевал: особенно прелестные барышни средних лет в широкополых шляпах, у которых во всех движениях читался отпуск и выходной, маленькая девочка, лет трех, наверное, у которой пока что отпуск и выходной каждый день кроме тех, когда она не хочет, но идет в садик (или хочет и идет, с детьми никогда не угадаешь) и проходящих мимо людей, которые шли по мосту, рядом с которым и была сцена. Феномен проходящих мимо людей, на мой взгляд, особенно интересен: каждый второй, кто проходил мимо, любого возраста, пытался помочь выступающему артисту и подтанцевать или подпеть, после чего благополучно уходил в туман по своим делам, растворяясь в мареве тридцатиградусной питерской жары.

Там пел милый дедушка, которого представили как заслуженного артиста России и — бог с ним — возможно, он правда заслуженный, судя по его манерам и песням. Где-то на очередной песне про Петербург я умудрилась заблудиться в собственной голове и ощущениях и заплакать, чему даже не смогла толком удивиться: я последнее время плачу по любому поводу. От хороших песен трогательных дедушек, которые очень напоминают дедВань прямиком из детства и в профиль, до статей в журнале Мел о выборе воспитания маленьких детей — отдавать ли в садик или нет? (Почему-то в момент чтения статьи была совершенно искренне за «не отдавать, конечно же, не отдавать! ни за что не отдам!», хотя мне до собственных детей... )

В Летнем саду симфоническая музыка, обвивающая тебя уже на входе, как удав или крысолов, на звуки флейты которого ты идешь, не глядя под ноги и не рассматривая даже толком лебедей, хотя это традиция. Почему-то это до сих пор кажется очень трогательным и символичным для Петербурга: симфонический концерт в Летнем саду, когда вокруг рядов с сидениями, на которых одно старшее поколение, стоят в четыре-пять рядов, плотно, люди и слушают музыку, а рядом со сценой, рядом с музыкантами, танцуют пожилые женщины, совсем седые, словно вспоминают свои молодые годы, когда из-за войны не хватало кавалеров, выбирая, кто из них в этот момент за ведущего в партии. Когда мы отходили, их было уже четыре, а обратно мы не пошли, выйдя из Летнего сада на набережную.

На самом деле, это пост любви к Петербургу: ко всем фонтанам, которые мелкими брызгами обдают твою кожу прохладой в жару, ко всем трамваям, из окон которых виден твой спальный район, который ты из этого окна видела в детстве, когда каталась с семьей куда-то, куда уже не помнишь, каталась в институте, когда ехала с физкультуры и катишься сейчас, после того как вытащила матушку гулять, ко всем людям, которые танцуют и бесплатно делают тебе фотокарточки на маленьком фестивале или танцуют в Летнем саду. Ко всем набережным, где ты мельком замечаешь то рыбаков, то читающих, свесивших ноги к воде с гранита спуска, то подруг, которые решили, что фотографироваться под Литейным мостом, когда начинается ливень — это самое классное приключение, которое случалось в их жизни.

@темы: Жизненное, Мысли вслух, Я

---

Чуваки, вдруг кто тут читает и может что-то сказать.

Кто пользуется Телеграмом, кто может посоветовать интересные каналы о моде? Я вышла совершенно случайно на marxism-fashionism через один из каналов, на которые подписана, о косметике, но я верю, что их больше одного и что мне не придется перекапывать весь поиск по слову fashion, чтобы найти что-то стоящее.

@темы: Пчёлки, Мысли вслух, Ссылки